Плата за свободу - Геннадий Мурзин

Фомин поднял глаза и увидел, что стоит напротив двери отведенного ему кабинета. Открыв ключом, вошел. Повесил курточку-штормовку, пригладил ладонью все еще густой чуб, где в последнее время начали проглядывать серебристые нити, подошел к столу, взял лежавшую ручку и по старой привычке потянулся к перекидному календарю, чтобы на листочке сделать «зарубку на память». Но в последний момент передумал: никаких записей!

3

Самарин появился в кабинете, когда Фомин заканчивал сочинять какую-то бумагу: то ли запрос, то ли рапорт.

– Здравия желаю, Александр Сергеевич.

Фомин, подняв глаза, усмехнулся.

– Согласись, а, звучит неплохо.

– Что «звучит»? – спросил Самарин, полагая, что тот имеет в виду написанную им фразу.

– А твои слова, – и он со вкусом повторил. – Здравия желаю… Понимаешь? Ты первый сегодня, кто пожелал мне здравия, то есть здоровья. Чуешь?

Капитан Самарин на это ничего не сказал, хотя в душе-то был с ним полностью согласен, а только спросил:

– Вызывали?

– Нет, не вызывал.

– Выходит, парни из дежурки разыграли…

– И не разыграли.

– Вас так сложно иногда бывает понять, Александр Сергеевич. Во всем, что вы говорите, имеется двойной смысл.

– Это плохо или хорошо?

– По-разному.

– Но я же тебя действительно не вызывал.

– Тогда что?

– Просил: если увидят, сказать, чтобы зашел ко мне.

– Какая разница?

– Огромная, старший лейтенант: вызывает – начальство, просит же – коллега.

– А… Ну, если в этом смысле, то… конечно…

– Я хотел с тобой поговорить, так сказать, по душам.

– «По душам»? – встревожено переспросил Самарин. – Что-то случилось? Я напортачил? Стружку, значит, будете снимать?

Фомин недовольно поморщился.

– Опять?

– Извините, Александр Сергеевич.

– И присаживайся. Сколько раз тебе говорить? Вошел – ищи свободный стул и не жди особых приглашений, – Самарин присел. – Тут вот какая штуковина, – начал Фомин и остановился, зачем-то оглядевшись, совершенно некстати спросил. – Ты уже пообедал?

– Нет еще. А что?

– Приглашаю со мной отобедать.

– Куда? – спросил Самарин и застыдился, вспомнив, что на правах тагильчанина он должен был бы предложить. Он попытался исправить бестактность. – Неподалеку кафе «Уральское»…

– Неподалеку, говоришь? Нет, это не годится. Нам бы куда подальше. В конце улицы, мне говорили, есть кафе «Светлячок». И сервисное обслуживание там вполне современное.

– Это правда, но я туда не хожу.

– Почему?

– Для начала – далеко: не меньше двух километров. Ну, а главное препятствие: цены там, Александр Сергеевич, о-го-го – закачаешься.

– Кто приглашает, тот и платит.

– Ну… я тоже ведь не…

– Все! – Фомин встал и вышел из-за стола. – Дискуссия окончена.

– Тогда, – Самарин встал и пошел к двери, – я в дежурку, арендую свободное транспортное средство.

Фомин его остановил.

– Не надо.

– Но ведь минут двадцать ходу.

– Ничего. Пешком пройдемся. И аппетит нагуляем, и, заодно, свободно поговорим… вне этих стен.

Самарин настороженно еще раз обвел взглядом стены кабинета.

– Вы думаете, что могут?..

– Не знаю. Однако береженого и Бог бережет.

Когда они проходили мимо дежурки, в дверях показался подполковник Серебряков.

– Александр Сергеевич, что сказать, если будут спрашивать?

– Решили пообедать… Как все белые люди… В приличном кафе. Будем, максимум, через полтора часа.

Серебряков пошутил:

– Богатенькими стали? Банк взяли?

Фомин отделался также шуткой.

– На этот раз банк не брали. Мы в «Русское лото» выиграли.

– Ну, это одно и то же, из одной сферы – из сферы радужных надежд, – рассмеялся Серебряков и скрылся за дверью.

4

У мэра Нижнего Тагила только что закончилось совещание. Речь шла о проведении субботника по приведению города в божеский вид. Как выразился Демьяненко, за зиму засрали город, а теперь эти засранки необходимо убрать с улиц.

Начальник управления внутренних дел Сидорчук уже вышел из зала, когда его окликнули. Сказали, что его ждет у себя Демьяненко.

– Олег Ефремович, извини, что задержал, – начал мэр, лишь только увидев входящего Сидорчука. – Спешишь?

– Да… Но для вас… Всегда рад…

Демьяненко показал рукой на стоящее возле журнального столика одно из глубоких кресел.

– Присаживайся, – Демьяненко встал со своего обычного места и присел также за журнальный столик, в другое кресло, стоявшее напротив первого.

Сидорчук облегченно вздохнул, так как понял: беседа, судя по всему, будет неформальной и, следовательно, на этот раз выволочки не предвидится.

Мэр продолжил, глядя в глаза полковника.

– Я, знаешь ли, по поводу деятельности на подведомственной мне территории опергруппы УгРо из Екатеринбурга.

Сидорчук уточнил:

– Опергруппа лишь наполовину состоит из варягов. Вторая половина – это наши парни.

Демьяненко пропустил мимо ушей принципиальное, на взгляд Сидорчука, уточнение и продолжил:

– Мне не нравится, что кто-то там уже три месяца что-то «копает», а я все еще не в курсе, в неведении. Может, ты прояснишь, полковник, ситуацию, а? Неловко, знаешь ли. Кое-кто прямо спрашивает: мэр я или не мэр? Я, конечно, понимаю, что за глаза меня называют не иначе, как тряпкой, бесхребетником, безвольным хозяином; что всем за моей спиной фактически заправляет мой первый зам. Пусть даже и есть доля правды, однако ж…

Сидорчук решительно запротестовал. Он осмелился на столько, что прервал хозяина.

– Не наговаривайте на себя! Ваш первый зам без вас – так, пустое место. Не стану кривить душой: деловая хватка у зама крепкая. Зато у вас, Иван Митрофанович, опыт, знание людей, гигантский авторитет. Скажите: разве зря горожане во второй раз вас избрали главой города, а? Да с вами… Да под вашим-то руководством – чего не работать!

– Не преувеличивай. Я свой потенциал хорошо знаю.

– Я говорю правду: с вами народ! А народ не ошибается. Его не так-то просто охмурить разными посулами или краснобайством. Народ чутьем понимает, где свой человек, а который чужак. В подведомственном мне управлении поголовно ваши сторонники.

– А, кстати, Олег Ефремович, руководит операми не тот ли самый, что с год назад, а, может, и побольше, у нас уже работал? Кажется, с прокурором Алексеевым.

– Он самый… Подполковник Фомин. Только тогда над ним был начальник, а теперь…

– Говорили: по его милости у моего первого зама какие-то проблемы были.

– Так точно, – коротко ответил Сидорчук, явно не стремясь вдаваться в подробности, поскольку и у этих стен могут быть «уши».

– Говорят: хорошая он сволочь. Это правда?

– Иван Митрофанович, это уж слишком…

– Считаешь, нет? Ты другого мнения?

– Ну… Может, он и не совсем сволочь…

– Как это «не совсем»?

– Я совершенно с вами согласен, Иван Митрофанович: с ним каши не сваришь. Зануда, каких мало, буквоед. Весь из себя такой правильный, такой правильный, что тошнит. Короче, себе на уме. И все молчком, молчком. Или шуточками отделывается. С ним тяжело. Я закинул было «удочку» в сторону генерала: нельзя ли, говорю, как-нибудь Фомина передвинуть, заменить на другого сыскаря; их немало в главном управлении. Краснов и слушать не стал: с подобными предложениями, говорит, ко мне – ни ногой. Так что с генералом не поспоришь. Решение генерала не обсуждается, а исполняется. К тому же, – Сидорчук понизил голос, – по имеющейся у меня информации, Фомин на дружеской ноге с генералом…

– Красновым?! – от неожиданности воскликнул мэр

– К счастью, не с Красновым, а с генералом Чайковским. Да, не начальник главного управления, а всего лишь один из его замов, но, скрывать не стану: шишка тоже большая.

Демьяненко спросил:

– Как я понял, и ты тоже не в курсе его дел?

– Кого? Генерала Чайковского?

– Нет же, нет, – мэр явно стал нервничать, правда, причину такого его поведения Сидорчук никак не мог понять. – Я про этого… подполковника.

– А… Практически, да.

– Ну, ты даешь! Начальник управления – и не знает, чем занимаются, хотя бы, его подчиненные.

– Во-первых, Иван Митрофанович, тут я ничего поделать не могу: буквально вчера звонил генерал Краснов и потребовал оставить в покое подполковника. Выше головы, как ни старайся, не прыгнешь. Да и время сейчас не то. При демократии не много разбежишься. Она, эта демократия, как путы на моих ногах. Во-вторых, у нас есть неписаное правило: молчит сыскарь, значит, так и надо; значит, есть нечто, о чем он не может говорить даже своему непосредственному начальнику; настанет пора – сам доложит.

– Ну, тогда, извини, брат. Откуда мне знать про ваши вот такие странные порядки?

– Я могу идти?

– Иди-иди, голубчик. Но… Если что, то, будь уж настолько великодушен, поставь меня в известность первым. И так с этим Курдюковым прогремели на всю Россию. Скотина, – Демьяненко зло сплюнул на пол, – прикинулся овечкой тут. Мы с ним как с путным: якшались, за ручку здоровались, похваливали, когда он спонсировал городские мероприятия. Кто мог знать, что под овечьей шкурой скрывается волк?